Родился 23 января 1925 года в г. Рассказове Тамбовской области. До войны окончил 8 классов средней школы в г. Калуге. Для фронта работал с первых дней войны. В армию призван в 1942-м и направлен в Тамбовское артиллерийское училище. Победу встретил на Одере в районе Штеттина. После войны окончил Московский лесотехнический институту работал в системе Управления озеленения Москвы, затем в Министерстве лесного хозяйства РСФСР. С 1989 года ─ пенсионер.
От Оки до Одера
В воскресенье, 22 июня 1941 года, в половине двенадцатого по радио объявили, что ровно в 12 часов с важным сообщением выступит Нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов. Все почувствовали, что произошло что-то неладное. В своем выступлении Молотов, волнуясь, объявил о вероломном нападении на нашу страну фашистской Германии. Выступление закончил словами: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».
На четвертый день войны, 25 июня, нас, комсомольцев старших классов школ г. Калуги, собрали в горкоме комсомола, рассказав о сложившейся ситуации, и спросили: «Горите желанием помочь Родине?»
Дружным хором ответили: «Горим!»
Вчерашних школьников направили на артиллерийский склад № 66, находящийся примерно в 10 километрах от города.
Работа заключалась в подготовке снарядов к боевому использованию. Их надо было очистить от смазки, заменить заглушки на взрыватели и погрузить в машины или в вагоны для отправки на фронт.
Вместе с нами были и девушки, тоже добровольцы, наши одноклассницы. Их, замечу, допускали только к легкой работе ─ замене пробок у снарядов на взрыватели. Все другие операции выполняли мы, 16-17-летние юноши. Работали по 12 ─ 14 часов, да и пеший путь, который приходилось совершать ежедневно, казался тогда очень длинным.
Первые две недели прошли относительно спокойно. Но затем склад стали «навещать» фашистские бомбардировщики. В один из таких налетов меня контузило. Помню свист, даже зрительно помню какое-то шараханье падающей бомбы… Очнулся в Калужской областной больнице. Плохо было, конечно, но все закончилось благополучно, возраст взял свое.
В конце декабря 1942 года меня официально призвали в Красную Армию и направили учиться в Тамбовское артиллерийское техническое училище, которое я окончил в сентябре 1943 года в звании младшего техника-лейтенанта.
На фронт я прибыл в октябре того же года в составе легкого артиллерийского полка дивизии прорыва резерва Главного командования в должности старшего артиллерийского техника дивизиона, то есть отвечал за безопасность орудий и обеспечивал их боеприпасами.
На всю жизнь запомнились слова командира полка при первом знакомстве. «Орудие к стрельбе готовить умеешь?» ─ спросил он.
Я смутился от неожиданности, но ответил утвердительно. Он еще только посмотрел пристально и сказал: «Не подведи, сынок». Очевидно, я очень молодо выглядел, да ведь и не было мне еще 19 лет.
Начав свой боевой путь в Белоруссии, восточнее Рогачева и Жлобина, мне пришлось участвовать и дальнейшем освобождении захваченной территории Белоруссии и северной части Польши от фашистских оккупантов, далее ─ боевые действия на территории Восточной Пруссии, Восточной Померании, и День Победы, 9 мая 1945 года, встретил под г. Висмер, расположенном северо-западнее Берлина, в устье реки Висла, недалеко от Балтийского моря.
Когда мне задают вопрос, страшно ли было на фронте, я не задумываясь отвечаю: да, страшно. Страшно видеть гибель товарищей, страшно, когда пикируют на тебя штурмовики, страшно попасть под бомбежку, да еще если это бомбят свои (бывало и такое!), страшно, когда лезет на тебя армада танков… Но постоянное нервное напряжение заталкивает ужас куда-то глубоко внутрь. Чувство долга, ответственности, осознание того, что от тебя что-то зависит, убивает страх, и его просто не ощущаешь, да и думать о нем некогда.
Фронт ─ это просто очень тяжелая работа, где есть у каждого спои обязанности, от выполнения которых зависит успех. Правда, выполнять их приходится в дискомфортных условиях и с риском для жизни. Тут самое главное ─ не растеряться, не потерять самообладания в любой непредвиденной ситуации. А они бывали самые различные. Некоторые с годами уже начали стираться из памяти, а об иных буду помнить всю жизнь.
В конце сентября 1944 года наш артполк вместе с передовыми частями пехоты форсировал реку Нарев северо-восточнее Варшавы и занял плацдарм глубиною до двух километров. Надо было удержаться до подхода, до переправы основных частей.
Не успели мы окопаться, как увидели, что на позиции дивизиона ползут восемь танков. Первое, что я почувствовал, это как поднимаются волосы на голове. Невольно оглянулся назад, а там крутой обрывистый берег и река. Все это промелькнуло молниеносно, а затем взяла такая злость и ярость, что в душе осталось как стержень: устоять, удержать плацдарм, чтоб никакая сила не смогла нас сломить! Обсуждая этот бой, потом, когда все уже закончилось, мы вдруг поняли, что каждый в первую минуту пережил то же самое.
При встрече с танками у дивизии уже сложилась определенная тактика: каждый взвод бьет по своей цели: одна пушка ─ подкалиберным снарядом, вторая ─ бронебойным. Так начался и этот поединок ─ 12 трехдюймовок против восьми танков. Бой был очень тяжелым, подбили шесть танков и удержали плацдарм до прихода наших танков, которые не только нам помогли, но и значительно расширили занятый плацдарм. Сколько длился этот бой, никто из его участников не знал. Мне он показался очень долгим.
В конце января подошли к городу Эльбинг. Тут завязались тяжелые бои, которые длились около двух недель. Железобетонные огневые точки мешали продвижению. Овладели окраиной города, и завязались уличные бои, где могли участвовать только пехота и легкая артиллерия. Задача артиллериста состояла в уничтожении огневых точек противника, мешающих продвижению пехоты, а их было несколько в каждом доме, и они меняли свое месторасположение. Бои велись за каждый дом, за каждый квартал. Доходило до того, что одна сторона улицы наша, а противоположная ─ немецкая. Вот в таких условиях и надо было обеспечивать снарядами наши орудия, расположенные на разных участках. Задачка не для слабонервных.
Вечером 10 февраля 1945 года я с группой сослуживцев приехал в тыл полка за новым запасом снарядов и по радио услышал голос диктора Ю. Левитана. Он зачитал приказ Верховного Главнокомандования о взятии города Эльбинга и салюте в честь этого события. Возвращаясь обратно на орудийные позиции, мы попали под огонь вражеских автоматчиков. Они работали трассирующими пулями, так что мы сполна ощутили на себе «другую сторону салюта». И лишь 12 февраля немцы выбросили белый флаг и сдались в плен.
Многодневные уличные бои остались в моей памяти на всю жизнь. Потом я участвовал во взятии Гдыни, Штеттина и других городов, но не ощущал такого длительного нервно-психического напряжения, как в боях за город Эльбинг. Как память до сих пор хранится уже пожелтевшая именная грамота с приказом Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина об объявлении благодарности за участие в боях за овладение городом Эльбинг.
В дальнейшем боевой путь полка проходил в северной части Польши и Германии, настроение у всех было приподнятое ─ мы чувствовали скорое окончание войны.
Можно много писать о фронтовых буднях, о боях, очевидцем которых был сам. Но как же оно и сейчас за сердце хватает… Как-то в начале марта после прорыва немецкой обороны наш полк вместе с танками рано утром вышел на окраину города Штольп. Было еще темно, горел электрический свет, работал телефон, город спал. Пришлось прервать его утренние сновидения.
Во время артиллерийской подготовки я находился в окопе вместе с лейтенантом Таршиловым. Орудия вели огонь. Неожиданно перед нами рванул ответный немецкий снаряд. Через несколько минут над нами «прошипел» второй фугас и разорвался сзади. Мы поняли, что немец взял нас «в вилку». На мое счастье, меня как техника вызвали в соседнюю батарею ─ там у орудия во время стрельбы заклинило затвор. Отбежав метров 40, услышал взрыв примерно в том месте, где всего несколько секунд мы вдвоем находились. Подбежал обратно и вижу: воронка от снаряда, а рядом из окопчика вылезает весь белый оглушенный Жора Таршилов. Наше счастье, что все обошлось благополучно. Оба остались живы.
Другой случай, более трагический, без боли в сердце не могу до сих пор вспоминать. Было это в середине апреля, южнее Штеттина. Нам предстояло тогда форсировать Одер. Приехали выбирать огневые позиции для батарей дивизиона. Осматривая местность, шли «гуськом». Нас было человек шесть, я шел замыкающим. Продвинулись метров на 60, возвращаемся тем же маршрутом, только я уже ─ первым. Вдруг ─ взрыв. Оборачиваюсь и вижу: лейтенант Коля Подоляк, который был пятым, подорвался на мине, ему оторвало ступню. К нему кинулся ординарец ─ снова взрыв, и ему тоже отрывает ступню. Тут Коля говорит: «Не надо, я сам», упирается правой рукой и падает на мину, взрыв отрывает кисть и выбивает правый глаз. Все это — несколько секунд… И ─ все, конец. Это был, пожалуй, самый трагический случай, который мне пришлось пережить в годы Отечественной. Обидно, что такое произошло меньше чем за месяц до окончания войны. Коля Подоляк так любил жизнь, был таким весельчаком, душой дивизии. Он до войны окончил пищевой техникум и мечтал работать на кондитерской фабрике…
После окончания войны я был переведен в армейскую, затем фронтовую артиллерийскую мастерскую, занимавшуюся консервацией орудий, оставленных расформированными частями. В мои обязанности входили приемка орудий и их отстрел после ремонта. В апреле 1948 года при очередном отстреле отремонтированной гаубицы случилось ЧП — я получил контузию и был отправлен в госпиталь Северной группы войск. По излечении врачебная комиссия признала меня негодным к строевой службе с исключением с учета, и 5 июля 1948 года я стал сугубо штатским человеком на всю оставшуюся жизнь.
Журнал «Лесная Россия»